Владимир Гиляровский приехал в Москву в 26 лет. Некоторые в этом возрасте только вступают в жизнь, а Гиляровский уже успел походить с бурлаками по Волге, поработать в цирке и театре, заслужить солдатский Георгиевский крест на Русско-турецкой войне.
«А я ли жизни не хватил,
Когда дрова в лесу пилил,
Тащил по Волге барки с хлебом,
Спал по ночлежкам, спал под небом,
Бродягой вольным в мире шлялся,
В боях турецких закалялся,
Храня предания отцов…
Все тот же я, в конце концов»
В Москве Гиляровский устраивается в театр Анны Бренко. Но ему, привыкшему к бродяжнической жизни, (даже в армии он был «пластуном», разведчиком), тесно на сцене. Ему нужна работа, требующая сметки, смелости, решительности, и поэт и актер становится репортером. Утром завтракаешь в «Эрмитаже», вечером бродишь по притонам Хитрова рынка. Сегодня по заданию губернатора ты на рауте пьешь шампанское, а завтра осматриваешь занесенные снегом табуны. Вот она, жизнь летучего корреспондента.
Городская народная столовая на Хитровом рынке
Владимир не пропускал ни одного убийства или пожара. На ходу взлетал гимнаст Гиляровский на мчащуюся пожарную повозку. За спасение на пожаре офицера ему, единственному репортеру Москвы, было дано право выезжать с пожарными. Потом он лез на горящую крышу с топорниками, разматывал рукава, помогал выносить скарб.
До революции пожарные находились в составе полицейских частей. Поэтому в здании Сущевской полицейской части под каланчой размещались: и пожарный инвентарь, и камеры предварительного заключения, и квартиры полицейских чинов. Построил здание в середине 19-го века архитектор Быковский.
У пожарных Сущевской части была еще одна специфическая обязанность – именно здесь сжигали запрещенные книги. Первый сборник рассказов Владимира Гиляровского «Трущобные люди» не прошел цензуру, и весь тираж, 1800 экземпляров, сожгли именно здесь, на заднем дворе. Но именно в этот момент правительство решило, что сжигать книги неправильно, невыгодно, лучше их резать и отправлять на переработку. И получилось, что Гиляровский – автор последней сожженной книги.
Прочных знакомств летучему корреспонденту было некогда, единственная дружба домами – с семьей Чеховых. Вот как рассказывал о своей встрече с нашим героем младший Чехов, Михаил:
«Явился Гиляровский. Это был тогда еще молодой человек, среднего роста, необыкновенно могучий и коренастый, в высоких охотничьих сапогах. Он сразу же стал с нами на «ты», предложил нам пощупать его железные мускулы на руках, свернул в трубочку копейку, свертел винтом чайную ложку, дал всем понюхать табаку, показал несколько изумительных фокусов на картах, рассказал много самых рискованных анекдотов и, оставив по себе недурное впечатление, ушел».
Антон Чехов жил с матерью, сестрой и младшим братом Михаилом в «доме-комоде» на Садово-Кудринской. По словам Чехова, Гиляровский бывал здесь часто. «По-прежнему он влетает ко мне почти каждый вечер и одолевает меня своими сомнениями, борьбой, вулканами, рваными ноздрями, атаманами, вольной волюшкой и прочей чепухой, которую да простит ему бог». Но ни в одно произведение великого писателя наш герой так и не попал. Чехов говорил, что пробовал описать Гиляровского, но не получалось, он выламывался из рамок, все-таки, Гиляровский – не чеховский герой. А скорее гоголевский, этакий Ноздрёв.
Гиляровский постоянно кого-нибудь разыгрывал. Едет он зимой с Чеховым по Тверской. Во время поездки соскакивает, и покупает в лавке моченый арбуз. Но держать его в промокшей бумаге руками холодно, а выбрасывать жалко. Гиляровский подзывает полицейского, и протягивает ему арбуз: «На, держи! Только осторожно. Это бомба!» Городовой послушно отнес бомбу в участок. Потом был переполох, пока не пришел брандмейстер. Он поскреб бумагу, и потащил вещдок к себе домой – кушать. Тверская часть находилась точно напротив дома генерал-губернатора, на площади.
Здесь, как и в Сущевской части, полицейский участок и пожарное депо были вместе, к каланче во время пожара подвешивались шары, по их числу можно было понять, насколько плохо дело. Туда же приводили всех пьяных буянов и оказаться в этом вытрезвителе на московском языке называлось – «попасть под шары». После революции здание снесли, и на этом месте разбили сквер с фонтаном.
Тверской полицейский дом
Шутки нашего героя не всегда были безобидными. Когда он служил в театре, в труппе был актер из крестьян. Вышел срок его паспорта, и он принес старый паспорт в дирекцию, чтобы его переслали в волость. Перед отправкой Гиляровский вписал в графу «особые приметы»: «Скверно играет Гамлета!» Писари в новом паспорте так и вывели.
Как журналист, Гиляровский прославился описанием катастроф, а как писатель – очерками народного быта. Ведь он писал о том, что знает не понаслышке, а изнутри: о ночлежках, фабриках, рынках, кабаках. Ведь Владимир Алексеевич – не кабинетный краевед. Его принимали за своего и крестьяне, пришедшие на заработки в Москву, и беглые каторжники. Писатель спокойно входил в самые страшные притоны. Борец, кулачный боец, разведчик, он умел постоять за себя.
Не гигант по комплекции, Гиляровский отличался феноменальной силой. В 16-ть лет, нанимаясь в ватагу бурлаков, на усмешку «Что-то руки у него бабьи», он согнул пополам монету. В Москве пока нет памятника Гиляровскому, но есть памятник героям его очерков, «Сезонный рабочий», который находится недалеко от трех вокзалов. Здесь была биржа, где нанимали сезонных рабочих. Монумент поставил в 1929-ом году скульптор Шадр. Говорят скульптор ваял ее со своего отца, сезонного плотника.
Владимир Алексеевич жил в Столешниковом переулке. В доме Гиляровского служила кухарка, и как-то писатель застал ее плачущую. Оказалось, что у ее матери в деревне за долги отнимают корову. Послать деньги? Но они могли не дойти вовремя. И тогда Гиляровский лично поехал выручать старушку.
Разбогатев, наш герой охотно помогал нуждающимся. Как-то на улице в толпе наметанным взглядом он выцепил незнакомца. Актёр? Да, актёр, вот решил в Москве попробовать. Разговорились, и среди прочего незнакомец обмолвился, что играл Наполеона. Когда в конце Гиляровский дал денег, актёр смутился. «Что вы. Почту за честь дать в долг Наполеону!»
Во времена Гиляровского Садовое кольцо в районе Сухаревки было почти полностью занято рынком. Отсюда по городу расползались правдивые слухи:
— Слышали, утром-то сегодня? Под Каменным мостом кит на мель сел… Народищу там!
— Сейчас Спасская башня провалилась. Вся! И с часами! Только верхушку видать.
А какие здесь были пороги по две копейки! Рукой не обхватишь! С говядиной и луком. А если в пироге попадалась тряпка, то пирожник еще и обижался: «Тебе что, за две копейки прикажешь с бархатом?»
Став известным писателем, Владимир Алексеевич не изменился. Как писал Чехов из Мелихово: «Что он выделывал, боже мой! Заездил всех моих кляч, лазил на деревья, пугал собак и, показывая силу, ломал бревна. Говорил, не переставая». Наверно, именно Чехов дал самую точную формулировку Гиляровскому: «Не человек – курьерский поезд. Остановка пять минут. Буфет».
Наш герой любил попировать, угостить товарищей. И умел описать застолье. Наверное, самой читаемой частью Гиляровского о Москве была глава «О трактирах». Трущобами в советское время было никого не удивить, газетный и театральный мир изменились мало, а вот кулебяку о 12-ти ярусах, где было все, начиная от налимьей печенки, и кончая слоем костных мозгов в черном масле, можно было найти только в книгах Гиляровского.
В московские трактиры приезжала петербургская знать во главе с великими князьями – отведать тестовского поросенка, раковый суп с расстегаями, знаменитую гурьевскую кашу. Но легендарные трактиры Тестова, Гурьева, Егорова не сохранились. Из мест, где бывал Гиляровский, стоит только Метрополь.
Еще одним увлечением Гиляровского был конный спорт, интересовали его скаковые лошади. Купеческого рысака он не любил. Из репортеров Владимир Алексеевич стал редактором, причем редактировал «Журнал спорта», это был главный конный журнал Москвы. Сто лет назад на Ленинградском проспекте стояли частные конюшни, из них сохранилось только роскошное здание конюшен Леона Манташева. Его инициалы мы видим на гербе.
Конюшню на 200 лошадей построили в 1914-ом году. Архитекторы Веснины работали для миллионщика, владельца нефтяных промыслов Манташева, поэтому выбрали роскошный стиль барокко. Боковые корпуса и изящные решетки безжалостно уничтожили за годы советской власти. Любопытно, что именно в спортивном журнале Гиляровского состоялась первая публикация Валерия Брюсова. Будущий символист в молодые годы страстно увлекался скачками. Его отец держал двух лошадей.
Когда сам Гиляровский писал стихи, в них обязательно лезли: «Волга-матушка», «Ушкуйники», «Казачья вольница», «Рваные ноздри». Хотя наши современники называли его поэтом, прежде всего ценили его эпиграммы, их тогда называли «экспромтами». Самая известная эпиграмма Гиляровского звучит так: «В России две напасти: внизу — власть тьмы, а наверху — тьма власти».
Судя по воспоминаниям, Владимир Алексеевич сам себя не считал великим поэтом. Как-то он увидел, что недалеко от памятника Пушкину полицейский и дворник валяют какого-то человека. Он вмешался, раскидал их и давай кричать: «Что вы делаете? Я – племянник полицмейстера!» А дворник говорит: «Да я знаю, кто вы, что-то вроде Пушкина». Гиляровский приосанился: «Неужели ты знаешь, что я поэт?» А дворник: «Да, правда, прям Пушкин, рука-то – чугунная».
Сто лет назад на многократно описанной Гиляровским Лубянской площади была биржа извозчиков. И рядом – трактир для извозчиков, где они могли погреться, когда им на чай дадут. И вот однажды ранним утром три брата Чеховых, Телешов и Гиляровский шли со свадьбы. Им очень хотелось пить, и они прямо во фраках. Зашли в только что открывшийся трактир. Сели за стол, взяли чаю и продолжали громко спорить о литературе. Один из посетителей не выдержал: «Господа, а безобразют!» Тут Гиляровский всмотрелся в говорившего: «Постой, постой! Это не с тобой ли мы с каторги бежали?»
Из писателей Гиляровский больше всего ценил Гоголя, часто его перечитывал, даже специально объездил все места под Полтавой, где бывал писатель. Собирал рассказы о Гоголе и людях, которые могли стать прототипами его героев. В Москве стоит памятник Гоголю, скульптор Андреев наверняка знал о любви Гиляровского к великому писателю, и для своего памятника Тараса Бульбу лепил с Владимира Алексеевича.
По одной из версий, Владимир Алексеевич позировал художнику Илье Репину для картины «Запорожцы». На знаменитом полотне он – смеющийся казак в белой папахе. По другой версии, это – профессор Петербургской консерватории Александр Иванович Рубец.
О Гиляровском можно рассказывать вечно, как он водил артистов на Хитровку, как табакерка спасла ему жизнь на Ходынке, но напоследок вспомним такую деталь. В квартире у Владимира Алексеевича висело много посредственных картин. Оказывается, на выставках живописи и ваяния он покупал работы не у лучших учеников, а у их менее талантливых товарищей. Во-первых, у них больше никто не купит, а во-вторых, возможно, приободренные, они станут больше работать и состоятся как художники.
Товарищ Гиляровского по газете сказал, что как писатель, он имеет талант, а как человек, он имеет гений, гений любви.
https://raven-yellow.livejournal.com/349413.html